Его трясло. Не от холода. Лапы слушались плохо, потому что тело требовало банального отдыха. Бродяга провалился в довольно глубокую яму, заметенную снегом и оттого вовремя не замеченную. Погнался за кроликом - Звёздное племя, ведь ему так повезло заметить этого кролика! сейчас! в Голые деревья, когда кролики - такая редкость! - но не только не смог поймать его, так ещё и в яму угодил... Захотелось малодушно заплакать, как в детстве бывало, когда жизнь становилась невыносимой. Подумаешь, что ему уже двадцать пять лун. Подумаешь, что чуть больше луны назад он стал наставником, что априори сделало его ещё немного старше. Заплакать - с чувством, с надрывом, чтобы громко и искренне. Но Бродяга не мог позволить себе потерять лицо в охотничьем отряде со старшими воителями племени. Только-только отношение старших к нему стало налаживаться.

Побарахтавшись в снегу, воитель с трудом, но всё же самостоятельно выбрался из так некстати оказавшейся на его пути ямы. В лицо ему тут же ударил ветер и снег, отчего Бродяга в первое мгновение даже потерялся в пространстве, но всё же сумел разглядеть в отдалении яркую шубку одного из товарищей по охоте. Они собрались все вместе, оценили скудную добычу и решили продолжать поиски пропитания. Глава отряда приказал подкрепиться и разделил пойманное между охотниками. Еда становилась поперёк горла - племя не доедало, пожалуй, сильнее, чем когда-либо - но и в действиях старшего воителя был резон. Для того, чтобы охотиться, нужны были силы. И поэтому Бродяга ел. И ели другие охотники. Воитель видел в их глазах отражение собственных эмоций. Вину перед племенем. Горечь. Понимание того, что так надо. И понимать было больнее всего.

Дальнейшая охота принесла чуть больше добычи, но отняла много времени. В лагерь, уйдя на охоту ранним утром, они возвращались уже далеко за полдень, когда начало темнеть. У Бродяги откровенно уже подкашивались лапы. Он просто безумно устал, как физически так и морально. Загонять себя до потери сознания было чем-то вроде его хобби, приобретённым ещё в период ученичества, и теперь хобби это грозилось серьёзно подорвать его здоровье. Воитель мечтал просто добраться до лагеря и упасть мордой в пух своей подстилки. Пожалуй, он даже позволит себе вечером остаться в лагере, а не идти куда-нибудь снова. Свои поймут, наверное.

- Бродяга, - позвал его старший воитель, когда они почти добрались до дома, - кажется, Беляк тебя ждёт.

Плохо соображающий воитель не сразу понял, что от него хотят. Старший кот указал хвостом вбок от вдоха в лагерь, и только тогда Бродяга поймал прямой немигающий взгляд жёлтых глаз младшего целителя. Смотрел тот явно на него.

Бродяга передал свою добычу - невесть откуда взявшегося в пустоши снегиря - товарищам, а сам с тяжёлым сердцем двинулся в сторону Беляка. Нехорошее предчувствие закралось в его душу.

- Травка умер.

Два слова. Эти два слова будто бы влепили Бродяге смачную оплеуху, заставили осесть на землю, легли на плечи неподъёмным грузом. Он зажмурился до кругов перед глазами, склонил голову вбок и вниз, невольно выпустил когти. Травка. Его маленький шебутной оруженосец. Лучик солнышка, который уверовал, что Бродяга сделает из него самого сильного воителя. Он бы и сделал...

- Ты не виноват, - глухо ответил воитель на последнее заявление младшего целителя. - Я верю, ты сделал всё, что мог. Это я... Мне следовало... Барсучий помёт!

Бродяга выслушал Беляка молча, не пытаясь вставить хоть слово. Он чувствовал, очень хорошо чувствовал, что тому необходимо выговориться. «Я виню себя за то, что решил всерьёз заняться подготовкой Травки. Он считает, что виноват в том, что не смог его вылечить. Предки, а вы смогли бы рассудить наш не произнесённый спор?» - спросил он про себя, не решившись однако поднять голову к небу и задать вопрос прямо. Ему хотелось поддержки от Звёздного племени, но Бродяга понимал, что не получит её. Иногда предки были жестоки и предпочитали отмолчаться.

- Ты не слышал, да? - тихо, еле различимо в завываниях вьюги спросил воитель. - Мне вменяют то, что это я довёл Травку до такого. Что это всё моя система тренировок.

Бродяга замолчал, собираясь с силами. Он с трудом поднялся с места и тряхнул головой, сбрасывая с макушки налипший на длинную шерсть снег. И подошёл чуть ближе к целителю; кричать не хотелось - могли услышать те, кому не полагалось. То, что он хотел рассказать Беляку, более всего походило на жалкие попытки оправдаться хотя бы перед кем-то и не предназначалось для чужих ушей.

- Рассветной и Солнцу было примерно столько же, когда они начали заниматься с нами, - сказал он устало, сказал, потому что ему необходимо было поделиться этим хоть с кем-то посторонним, не входящим в круг его ближайших друзей. - Чем Травка был хуже? Он хотел стать великим, и стал бы. У него были все задатки. Я не могу понять, что же пошло не так? Почему Зелёный кашель выбрал именно его? Почему не я? У меня было бы больше шансов, я ведь сильнее физически. Это несправедливо...

Под конец своей речи Бродяга почувствовал, что последние силы его покидают. Его впереди ждала ночь бдения - как бы сильно он не устал, как бы не хотел долго находиться рядом с родителями Травки, которые громче всех осуждали Звёздного Ручья за его выбор наставника сыну, он планировал остаться со своим оруженосцем и проводить его в последний путь.

Невольно вспомнился тот день, когда ему, Бродяге, была оказана великая честь: он стал наставником! В принципе, он уже не был совсем зелёным юнцом, двадцать четыре луны - отличный возраст для того, чтобы взять себе первого ученика. Бродяга понимал, что нарекание у родителей Травки вызывает он сам, ведь многие никак не могли простить ему то, что он в период ученичества отошёл от традиций и продвинулся чуть дальше как в боевой, так и в охотничьей подготовке. Но блистательный период ученичества отнюдь не сделал его сразу же самым крутым воителем. И Бродяга упорно не понимал тех, кто продолжал коситься на него с явным неодобрением. В последнее время таких, правда, становилось меньше. Но теперь... Со смертью Травки...

От внезапного осознания Бродягу передёрнуло. «Великое Звёздное племя! У меня умер ученик, а я размышляю о том, что обо мне подумают воители! Действительно, разве после этого я заслуживаю вашей помощи?»

- Я могу попросить тебя собрать мне укрепляющих трав? - просто спросил Бродяга, неожиданно почувствовавший к себе самое настоящее отвращение.

Отредактировано Метеоритный (2017-01-04 13:55:49)

Каждым. Словом. Наотмашь.

- Всё, что им нужно было - подождать, пока мы ошибёмся...

Бродяга почувствовал, как шерсть на загривке становится дыбом. Понял, ещё чуть-чуть, и нервы сдадут. Он уже не просто дрожал; его трясло, всего, целиком, било крупной дрожью, размазывало по земле чем-то невидимым, но настолько тяжёлым, что он действительно боялся сломаться. Гулко билось сердце; болело в районе груди. В горле встал ком. Как он мог так спокойно размышлять о смерти своего ученика? Как мог с такой ясностью делать выводы о том, что пошатнётся его репутация - и даже не подумать о том, что, вообще-то, только что оборвалась так и не начавшаяся толком жизнь? «Я рассказал всё Беляку потому, что... Потому, что правда виню себя и сожалею? Или потому, что мне просто нужно было перед кем-то оправдаться, обелить репутацию?»

На ватных лапах Бродяга медленно поплёлся вслед за Беляком. Почему смерть Травки не затронула его так сильно? Почему он больше волнуется не о том, что его ученик погиб, а о том, что он, Бродяга, не испытывает по этому поводу каких-то особенных эмоций? Ещё когда оруженосец заболел, Бродяга, помнится, убеждал его в том, что небольшой перерыв в тренировках не сильно навредит, и Травка станет воителем к сроку, как и собирался. Когда он пришёл навестить ученика через неделю - Бродяга вкалывал, как проклятый, и физически не находил в себе сил сделать это раньше - глаза Травки заметно потускнели и сам он выглядел неважно. Кажется, Бродяга не нашёл нужных слов поддержки тогда, и... После этого визита Травка уже больше не шёл на поправку. Неужели Бродяга просто успел смириться с самой мыслью о том, что его оруженосцу не суждено выжить? «Всё, что им нужно было - подождать, пока мы ошибёмся»? Получается, вот она его, Бродяги, ошибка? Он слишком рано сдался сам и позволил опустить лапы Травке?

Щуплое, ослабленное болезнью тельце лежало в центре поляны. Воитель угрюмо брёл следом за Беляком, из последних сил удерживая себя в сознании и относительном спокойствии. Он слишком устал; настолько, что не мог понять, от чего сильнее: от физических нагрузок или от моральных потрясений.

В палатке Беляка было теплее хотя бы за счёт того, что она не продувалась всеми ветрами. Пока младший целитель собирал травы, Бродяга незаметно осматривал болеющих соплеменников. Вот оно - то, что отличало их от Травки. Они сами верили в то, что смогут выздороветь.

Травы горчили.

Бродяга поспешил покинуть целителя, который, с того момента, как они зашли в лагерь, не проронил ни слова, и жадно набрал полный рот снега, надеясь, что вода сделает горечь менее ощутимой. Но стало только хуже. Взгляды матери и отца Травки прожигали Бродягу насквозь, но у горюющих родителей хватило выдержки оставить разборки на потом. Воитель заметил, как передёрнуло кошку-мать, когда он лёг на холодную землю около другого бока бездыханного Травки. Не желая пересекаться с ней взглядом, Бродяга уткнулся лбом в тусклую короткую шубку своего ученика и замер. Воспоминания нахлынули лавиной...

...вот Звёздный Ручей созывает собрание племени, и все делают вид, что понятия не имеют о том, что он собирается им сказать. Но все прекрасно знают, что тройке шебутных котят недавно исполнилось по шесть лун, и им пора становиться оруженосцами. Двоим котятам достаются уважаемые воители, и только маленькому - младшему в помёте - Травке наставником назначают Бродягу. Он помнит своё искренне удивление, страх, подавленность от того, что мать Травки едва ли не там же попробовала оспорить решение предводителя. Помнит, как дрожащий недоверчивый Травка, наверняка настроенный против Бродяги матерью, неловко тыкается в его нос...

...тот же день, но позже. Все три пары наставник-ученик бредут вдоль границ. Старшие воители громко рассказывают обо всех племенах, о лучших местах охоты и ещё чём-то бесспорно важном, а Бродяга - тише - на ухо Травке по секрету выдаёт забавные истории о нём и его друзьях, связанные с тем или иным местом на их территории. «Там в Юные листья такая лужа образовывается! Как-то раз Рассветная туда грохнулась, визгу было!..» «А когда мы временно поились у Речного племени, Ураган с Галкой поспорили о том, кто быстрее научится рыбачить. Мы не имели права делать этого, но эти двое упросили речного глашатая рассудить их спор, и он не устоял...» Тогда, видя как оттаивает его ученик, Бродяга впервые задумывается о том, что у них всё получится...

...на первой боевой тренировке Травка приятно удивляет его, когда, почти не напрягаясь, без подготовки укладывает своего старшего брата на лопатки. Бродяга не одобряет таких методов тренировки, но старший наставник настоял на бое их не обученных оруженосцев, и Травка согласился, несмотря на то, что Бродяга уже собирался прямо отказать. «Я думаю, Травка... Ты станешь великим воителем,» - совершенно искренне признаёт он тогда...

...первые холода, охота. Бродяга даже не понимает, отчего, когда они вернулись, Травка жалуется на плохое самочувствие. Он отлично выглядит, неплохо сложен для своих лун; он вполне легко входит в привычный режим Бродяги, как когда-то младшие его товарищи. Воитель сам настаивает на том, чтобы Травка отправился к целителю. Больше из палатки он уже не выходит...

Никогда...

Бродяга судорожно вдохнул в себя морозный воздух. Благодаря травам Беляка он - физически - чувствовал себя лучше. Но в остальном... Крупные не сдерживаемые слёзы терялись в жидком меху Травки.

- Я думаю, Травка... Ты станешь великим воителем, - беспомощно просипел он на грани слышимости. - Станешь...

Бродяга пропустил тот момент, когда на небе занялся рассвет. А когда Рассветная, проснувшаяся раньше, чтобы помочь с погребением, крепко прижалась к его боку в попытке оказать поддержку, снова был собран и готов, если понадобится, воевать со всем миром.

Отредактировано Метеоритный (2017-01-06 12:54:52)

Рассеянный свет. Утро. Ледяной ветер и его заунывная песнь. Горечь потери; горчит во рту, жмёт в районе сердца. Бродяга дышит через силу. Бродяга помогает рыть яму. Бродяга помогает аккуратно уложить в неё Травку. Бродяга закапывает тело. Бродяга, Бродяга, Бродяга...

...идёт по колкому снегу, щурясь от ветра и снега. Идёт домой, в лагерь, в вереск, где можно попробовать поспать. Действие укрепляющих трав Беляка заканчивается, Бродяга наверняка рухнет замертво, как только спрячется от бурана в палатке. Даже маковых семян не понадобится. Похороны... запоминаются холодом, снегом. Больше ничем. Воитель даже толком не слышал церемониальную речь, которую произнёс целитель. Стыдно, но не страшно. Страшно жить дальше, когда вот так умирают молодые коты. И ты ничего не можешь поделать.

Беляк остановил его у входа в лагерь, жестом, ненавязчиво, почти незаметно. Вскинулась было, но тут же отступила Рассветная, завидевшая Бродягу с поляны. Дала возможность поговорить. Спасибо.

...но как о таком говорить?

Целитель не нашёл слов. Кто бы нашёл их? У Бродяги они застряли в горле. Воитель глубоко вздохнул. Эмоции Беляка - отражение его собственных. Сожаление. Горечь, эта всепоглощающая горечь. Бродяге захотелось прямо сейчас кинуться в гущу сражения, чтобы боль и адреналин помогли забыться. Хотя бы ненадолго: забыть о Травке, о голоде, о том, что всё плохо. Коты болеют. Кто-то так же, как и Травка, никогда больше не вдохнёт свежий воздух. Ещё вчера казалось, что всё может наладиться. Закончатся Голые деревья - начнутся Юные листья.

«Но Травка этого уже не увидит...»

- Спасибо, Беляк, - вполне искренне, но через силу проговорил Бродяга, - просто спасибо. За всё... Я...

Буран взъерошил шерсть на загривке. Бродяга тряхнул головой.

- Я много думал о том, что ты сказал. Мы ошибались. И будем ошибаться, - продолжил он. - Я только хочу верить, что эти ошибки будут делать нас сильнее.

Потому что боль тем и полезна, что заставляет двигаться дальше.

Бродяга боднул Беляка в бок, выражая признательность. И поковылял в лагерь, пока силы окончательно его не покинули.